Я родился в 1948 году в семье нефтяников. Отец – Отт Иоганес Иоганесович – работал оператором по добыче нефти в нефтепромысловом управлении «Кинельнефть» (г. Похвистнево Куйбышевской обл.). Там же, в качестве машиниста нефтеперекачивающей станции, работал и мой дед – Отт Иоганес Генрихович. С малых лет я видел нефтяные скважины и катался на деревянных тягах группового привода станков-качалок. Поэтому передо мной не стоял вопрос: кем быть?

После окончания школы в 1966 г. поступил в Куйбышевский политехнический институт им. В. В. Куйбышева на нефтяной факультет, который закончил в 1972 году, получив квалификацию горного инженера по технологии и комплексной механизации разработки нефтяных и газовых месторождений.

Проработав оператором и старшим технологом по добыче нефти в НГДУ «Первомайнефть» (г. Отрадный, Куйбышевской обл.) производственного объединения «Куйбышевнефть», в конце 1975 года я переехал в город Нижневартовск.

При поступлении на работу в НГДУ «Нижневартовскнефть» им. В. И. Ленина я был приглашен для собеседования к главному инженеру Федору Николаевичу Маричеву и начальнику ГИТС Василию Егоровичу Добрынину. Знакомство с Самотлором началось с КСП-10, на который я ехал по бесконечной, как мне показалось, бетонной дороге, прорубленной через зимний лес. Здесь я встретил своих будущих наставников-начальников: Орлова Геннадия Иосифовича, Силаева Александра Михайловича, Иванова Виктора Николаевича и моих будущих соратников: Королева Сергея Владимировича, Шибакина Сергея Николаевича, Захарова Леонида Григорьевича и многих, многих других тружеников Самотлора.

В 1978 году решением руководства объединения «Нижневартовскнефтегаз» в лице главного инженера Маричева Ф. Н., я был «отлучен» от Самотлора и назначен главным инженером НГДУ «Покачевнефть», начальником которого был всем известный Равгат Миниханович Закиров. Это было время освоения новых месторождений.

В 1981 году, теперь уже генеральным директором объединения «Нижневартовскнефтегаз» Маричевым Ф. Н. было принято решение о моем возвращении на Самотлор. Начиналось строительство и создание уникального, грандиозного по масштабам газлифтного комплекса Самотлорского месторождения. До этого такой сложности и такой единичной мощности газовых компрессорных станций на Самотлоре не строили и не эксплуатировали. За три с половиной года было введено 11 компрессорных станций на новом для нефтяников импортном – французском и японском – оборудовании. Газлифтный комплекс, после завершения его строительства, обеспечивал более 25% добычи нефти Самотлора. Именно этим определялась значимость безостановочной работы комплекса и мера ответственности каждого работника газлифтного управления.

В 1984 году мне предложили вернуться из «газовиков» в нефтяники и возглавить вновь образованное НГДУ «Черногорнефть», которому было поручено осваивать северо-восточную часть Самотлорского месторождения.

Через год был назначен главным инженером и еще через полтора года – генеральным директором ПО «Нижневартовск-нефтегаз», добывавшего к этому времени почти каждую третью тонну нефти в Советском Союзе. Пришлось приложить немало сил для того, чтобы вывести объединение на плановую суточную добычу, ликвидировать допущенное отставание и выполнить повышенные социалистические обязательства. Усилия оправдали ожидания: в 1987 году нефтяники Нижневартовска добыли более 2,5 миллиона тонн сверхплановой нефти.

Всего в 1987 году добыча нефти в стране составила фантастические 624 млн тонн, из них 410 млн тонн добыли нефтяники Западной Сибири. И здесь считаю нужным высказаться о целесообразности объемов нефтедобычи. И сейчас считаю, и тогда говорил, что планы, которые с каждой пятилеткой становились все более грандиозными, не соответствовали политике разумной разработки недр. Тот же Самотлор – жемчужину, основное месторождение в Советском Союзе, с объемом запасов 3 млрд тонн (такого нигде в стране больше нет!) – мы перегрузили. Не скажу, что загубили, но перегрузили основательно. Уровень добычи нефти по проекту там был порядка 100-120 млн тонн в год – это колоссальная цифра, но его вывели больше, чем за 150 млн. Конечно, перебор. Неслучайно сегодня на Самотлоре объем нефтедобычи не выше 20-22 млн тонн в год при предельно большой обводненности.

В 80-е в «Главтюменнефтегазе» был в ходу такой термин – «предельщики». Уже в открытую говорили о том, что не хватает технологической и инфраструктурной базы, чтобы выполнять бесконечно нарастающие планы. В 1988 году, после того, как мне, генеральному директору «Нижневартовскнефтегаза», предложили в сентябре принять дополнительный план в 5 млн тонн, я счел необходимым не согласиться, понимая, что выполнить эту задачу в сложившихся условиях невозможно. В производственном объединении дело закончилось сменой руководства, для меня – далекой командировкой, но дополнительные обязательства так и не были исполнены…

Все то, чему меня научили Самотлор, Нижневартовск и мои учителя, сослужило мне добрую, неоценимую помощь во всей моей дальнейшей работе, и я им безмерно благодарен и обязан всей своей профессиональной судьбой нефтяника. В 90-х годах начался новый период в моей жизни: я работал главным инженером объединения «Тенгизнефтегаз» (1989-1991 гг.), председателем Комитета нефтяной и газовой промышленности Министерства топлива и энергетики России (1992-1993 гг.), первым вице-президентом государственной нефтяной компании «Роснефть» (1993-1996 гг.) и первым заместителем министра Минтопэнерго России (1996-1998 гг.).

Также я являлся руководителем с российской стороны крупного международного проекта по строительству «Каспийского трубопроводного консорциума», организовывал освоение новых нефтегазовых регионов в Оренбургской и Астраханской областях, участвовал в проектах по добыче нефти и газа, строительству нефтепромысловых объектов за рубежом.

...Это не только моя автобиография. Это часть легендарной биографии Самотлора и Нижневартовска. И славных биографий всех людей, посвятивших свои лучшие, молодые годы служению делу, нефти, Самотлору, Нижневартовску и Отчизне! Я горд и счастлив тем, что жил и работал рядом с ними, в одном строю!



ВОСПОМИНАНИЯ


– Приехав молодым специалистом на Самотлор в 1975 году, в 1986-1989 годах уже работал на различных руководящих должностях в «Нижневар-товскнефтегазе», покинув объединение в ранге генерального директора. Вот как он отзывается о том периоде:
– Я и сейчас считаю, и тогда говорил, что планы, которые с каждой пятилеткой становились все более грандиозными, не соответствовали политике разумной разработки недр, – откровенно заявляет нефтяник сегодня. – Тот же Самотлор мы перегрузили. Не скажу, что загубили, но перегрузили основательно.

В 80-е уже в открытую говорили о том, что не хватает технологической и инфраструктурной базы, чтобы выполнять бесконечно нарастающие планы. Уровень нефтеотдачи по проекту там был порядка 100 -120 млн тонн в год — это колоссальная цифра, но месторождение вывели больше, чем за 150 млн. Конечно, перебор. Неслучайно сегодня на Самотлоре объем нефтедобычи не выше 20-22 млн тонн в год при предельно большой обводненности.

Начало моей работы в качестве первого заместителя министра топлива и энергетики РФ фактически совпало с началом программы радикальной реорганизации нефтяной отрасли и формированием новой структуры, ключевыми элементами которой стали ВИНК – вертикально интегрированные нефтяные компании, сосредоточившие в рамках единого производ-ства геологоразведку, нефтедобычу, нефтепереработку и реализацию нефтепродуктов.

Мне пришлось стать одним из участников разработки концепции реформы отрасли. В 1991 г. было образовано Министерство топлива и энергетики РФ, а в начале 1992-го мы начали прицельно заниматься этим вопросом. Законотворческим итогом этой деятельности стал Указ Б. Н. Ельцина № 1403 в ноябре 1992 года, который зафиксировал реорганизацию нефтяной промышленности в стране и создание ВИНК. В то время уже формировались ЛУКОЙЛ и ЮКОС, на выходе был «союз» «Сургутнефтегаза» с НПЗ в Ленинградской области.

Тогда же были созданы «Татнефть», «Башнефть» – региональные компании и большое государственное предприятие «Роснефть», консолидировавшее все остальные производственные объединения – наследников советской нефтяной промышленности. Приоритетной задачей «Роснефти» являлось продолжение начатых реформ, а также дальнейшая организация ВИНК. В апреле 1993 г. я пришел в ГП «Роснефть» в качестве первого вице-президента, и мы с коллегами совместно с Минтопэнерго начали реализовывать эту программу.

Было подготовлено такое предложение: территория страны делилась на семь зон, в каждой из которых предполагалось создание ВИНК – все они были максимально сбалансированы по объемам добычи, переработки, нефтепродуктообеспечения. По итогам реализации программы баланса не получилось: количество ВИНКов значительно превысило планируемое. Появились компании, которые не предполагались к созданию, однако были пролоббированы или бизнесом (например, «Сибнефть»), или региональными властями (яркие примеры – Тюменская нефтяная компания и Восточная нефтяная компания).

Решение о создании ВИНК было правильным и своевременным – я в этом убежден. Не стань нефтепереработка частью единой системы в рамках деятельности нефтяной компании, она так и не вошла бы в зону интересов нефтедобытчиков и с высокой долей вероятности осталась бы «висеть» на госдотациях со всеми вытекающими последствиями.




ТОЧКА ЗРЕНИЯ


 - Важный вопрос – рациональное недропользование. В чем, собственно, суть проблемы? Нефтедобыча начинается с защиты технологической схемы разработки месторождения, которая определяет фонд скважин, темп отбора жидкости, методы поддержания пластового давления и т. д. Самый простой путь – разубожить месторождение, забрать с него «легкую» нефть и остальное бросить как нерентабельное. При таком подходе коэффициент нефтеотдачи, конечно, будет стремиться к нулю…

Недра – это государственная собственность, и государство должно обеспечивать контроль их рационального использования, охрану и воспроизводство. Но по факту сегодня такого контроля нет, деятельность профильного ведомства – Центральной комиссии по согласованию технических проектов разработки месторождений (бывшей ЦКР) – не отвечает ни задачам, ни полномочиям, которые должны быть у такого регулирующего органа.

А в ситуации отсутствия должного государ-ственного контроля сколько угодно примеров, когда на месторождение приходит недобросовестный недропользователь, который с минимальными затратами хотел бы быстро получить нефть, быстро ее продать, а дальше – трава не расти. Те, кто так бесхозяйственно подходят к разработке, – временщики, которые не предполагают долго заниматься нефтяным бизнесом; их единственный интерес – максимальная сиюминутная прибыль.

Я отдельно выделил бы «Сургутнефтегаз», ЛУКОЙЛ, «Татнефть» – это компании «старой» закалки, которыми управляют профессиональные нефтяники, где созданы эффективные производства, с хорошими геологическими службами, долгосрочной стратегией развития и во главу угла ставится не только выгода акционеров, но и государственные интересы. Но не думаю, что так обстоят дела во всех компаниях…

А что касается малых предприятий, то давайте сравним. В США действует около 20 тысяч предприятий МСБ в нефтяной сфере (из них около 8 тысяч – добывающих). В нашей стране их не более 150 вместе с «сервисом». Едва ли не единственное исключение из общего правила – опыт Татарстана, где более 20% объема добычи приходится на малые компании. В среднем по стране этот показатель – 2%. Но я не вижу опасности в малом бизнесе. Этим компаниям, как правило, не достается перспективных участков.
Журнал «Наука и технологии трубопроводного транспорта нефти и нефтепродуктов», том 7, № 2/2017.



ТОЧКА ЗРЕНИЯ

– Говоря об уровне добычи нефти в стране, мы можем вспомнить советскую плановую экономику – времена, когда Госплан определял, условно говоря, сколько ведер бензина должно быть доставлено в конкретную деревню. Другое дело, что до места порой доходило больше или меньше, но опять же – перераспределение объемов поставок осуществлялось, исходя из плановых потребностей страны, а не краткосрочных частных интересов.

Сегодня о Госплане говорят часто, многие – с ностальгией, и тут важно заметить, что главная задача этого государственного органа состояла не в распределении продукции как таковом, а в создании производственных мощностей, оптимизации ресурсов и организации транспортных потоков так, чтобы производство удовлетворяло нужды огромной страны. Насколько эффективной была его деятельность – тема отдельного разговора, но в любом случае имело место стратегическое государственное планирование, базировавшееся на основополагающем принципе: «Сколько продукции нужно стране?». А кто сейчас ответит на этот вопрос, в том числе, касательно нефтедобычи?

Политика в этой области сегодня определяется позицией отдельных владельцев компаний, а не государственными интересами. Но государство должно участвовать в управлении нефтяной отраслью. Пусть не методами Госплана – они не безупречны, да и жизнь изменилась. Но никто не отменял необходимость развития производства, исходя из потребностей страны, а не частных лиц и организаций.

...Мы гонимся за добычей и экспортируем колоссальное количество сырья. Зачем? Сегодня продажа углеводородов дает российскому бюджету почти 40% доходов – это та самая зависимость от нефтедолларов, об избавлении от которой так много говорится в последнее время. Но мы не особенно спешим слезть с «нефтяной иглы» и тем самым воспитываем иждивенцев: сельское хозяйство, машиностроение, остальные подождут, можно не торопиться. Пока мы продаем столько нефти, деньги будут: что не производим сами – купим. Очевидно, что этот путь развития – тупиковый…

Кто сегодня точно знает, сколько нефти нужно для решения государственных задач? Ответ: «Чем больше, тем лучше» неправильный. Нефть – невозобновляемый ресурс, за ним – наши дети и внуки, и отвечать за свои сиюминутные решения нам придется перед ними.