Калюжный Виктор Иванович

Выбор: Стрежевой, самостоятельность и дорога в жизнь!

В 1970 году я окончил Уфимский нефтяной институт. Конечно, стоял вопрос: что даль­ше? В то время государство предоставляло выпускнику вуза право выбора - где работать. Учитывая то, что отец 44 года работал в нефтяной отрасли, был достаточно известным в республике человеком, для меня существовало два варианта: либо остаться в Башки­рии, жить под крылом родителей и пользоваться заработанным ими авторитетом, либо начать с нуля. Естественно, хотелось жить самостоятельно и добиваться всего само­му. И тогда я принял решение - уехать в Западную Сибирь, в Томскую область, город Стрежевой. Там уже жила моя сестра с мужем. Это обстоятельство также сказалось на моем выборе.

Я приехал в Стрежевой в 1970 году. А первую нефть в Томской области начали до­бывать в 1966 году, то есть я прибыл сюда в самом начале разработки месторождения, в самое интересное время, в самую грязь, в самое болото. Все было романтично: малень­кий деревянный поселок, деревянные тротуары, болото, грязь, болотные сапоги, мошка, комары. Но очень красивая вокруг природа и чистейший воздух. Вот такое начало.

Первый опыт освоения Западной Сибири

Тут необходимо сделать отступление. Решение о развитии Западной Сибири было уникальным, и, прежде всего, это связано с огромными объемами разведанных запасов нефти и газа. Темпы бурения, которые закладывались, были игрой ва-банк. Освоение За­падной Сибири начиналась не с городов, а с поселков, которые были привязаны к каким- то существовавшим издревле деревням. В основном - с вагончиков, балков (маленьких домиков), где нет никаких удобств - ни воды, ни туалета. В общем, бытовых и иных слож­ностей было выше крыши. И это была огромнейшая проблема социального плана.

Постепенно приходило понимание, что на голом энтузиазме новое большое дело не поднимешь. И в начале 1970-х правительство СССР приняло решение об оказании помощи Западной Сибири: все вновь строящиеся поселки, населенные пункты были закреплены за городами всего Советского Союза, которые поехали к нефтяникам со сво­ими проектами, со своими строителями - развивать новые города. Это была огромная помощь, потому что стали решаться социальные проблемы, связанные с жильем, детски­ми садами, школами, магазинами. Но, как всегда, не хватало времени, денег, специали­стов, поэтому прогресс в этом деле здорово отставал от темпов, взятых нефтяниками.

Следует отметить, что Томская область начала освоение новых месторождений со­вершенно по-другому. Надо отдать должное первому секретарю Томского обкома партии Е. К. Лигачеву, который сразу отказался от строительства поселков. Руководство области задумалось: каково будущее этих поселков, когда объемы нефти начнут падать? И тогда было принято верное решение о строительстве базового города - Стрежевого, где жили семьи нефтяников, буровиков, строителей. А вокруг него планировали создать вахтовые поселки (по сути, одни общежития), куда ездили бы только работать. Томская область стала пионером в этой системе.

Рабочий город в тайге

В Стрежевой я приехал с женой в августе, сразу после свадьбы. Встречала нас семья - сестра с мужем и первые сибиряки, семья Мангазеевых. В то время в нем жило тысяч десять, даже меньше. Это был поселок рабочего типа, входивший в Александровский район, и все партийные и советские органы власти находились в Александрове.

Поселок был построен буквально на голом месте. Хотя изначально здесь распола­гался населенный пункт Стрежевое - деревня, которая образовалась в сложный момент переселения «врагов народа», когда в годы войны высылали немцев из Саратовской об­ласти, из Поволжья. Как нам потом рассказывали, в Томске всех сажали на баржу, даль­ше по Оби шли вниз по течению, где-то причаливали, и, условно говоря, человек десять оставались на берегу - остальные плыли дальше. И Стрежевое было основано как раз теми переселенцами, которые пострадали в период репрессий.

Рядом с этой деревней начал строиться рабочий поселок нефтяников. Это была инициатива руководства Томского обкома партии, которое решило на волне освоения Западной Сибири попытаться развить нефтяное направление в Томской области. Так в 70 километрах от Нижневартовска и начал строиться рабочий поселок, центр неф­тедобывающей отрасли в Томской области.

Первое время мне повезло: мы с женой стали жить у моей сестры. У них с мужем была двухкомнатная квартира в деревянном доме с центральным отоплением. В одной комна­те жили они, в другой - мы с женой. Сестра у меня - музыкальный работник, а ее муж работал в НПУ, нефтепромысловом управлении, геологом. Поэтому какие-то социальные проблемы были нам малозаметны, так как домашний очаг сестры все скрывал, за что ей мы с женой очень благодарны.

В комариное царство болот

Первая должность, которую я получил, - оператор по добыче нефти 4-го разряда. Конечно, поначалу все давалось с трудом, потому что принцип, который Аркадий Райкин когда-то определил как задачу для молодого специалиста - «забудь индукцию, давай продукцию», - был для нас весьма актуальным.

Центр нефтедобычи находился в 30-40 минутах лета от рабочего поселка, где мы жили. Улетали на вертолете, пять дней рабочей недели жили в вагончиках. Естествен­но, были достаточно ограниченные возможности борьбы с комарами: дымовые шашки, дымище... Ночью, чтобы уснуть, приходилось изрядно помучиться.

Оператор по добыче нефти

Два с небольшим месяца я отработал оператором по добыче нефти. Это было труд­ное, но интересное дело, потому что именно здесь я начал понимать, что такое добыча нефти, как функционирует нефтяной промысел, какие проблемы, какие трудности возни­кают в процессе эксплуатации скважин.

На нашем промысле было два участка, я работал на первом участке. Моей задачей было обслуживать нефтяные скважины. Во-первых, я должен был смотреть, чтобы в ее работе не было сбоев, выявлять возможные неполадки. Во-вторых, мне нужно было об­служить ее чисто технически, что предполагает в том числе и серьезные физические на­грузки - особенно для очистки ствола скважины от парафина. В-третьих, я должен был следить за режимом работы скважины, снимать информацию, при необходимости ме­нять режимы работы. И, конечно, важно было содержать скважину в образцовом порядке: чистить, красить, ухаживать и так далее. Это была повседневная работа оператора, ра­бочее начало моей жизни на Севере, в управлении «Томскнефть».

Четыре года в болотных сапогах

Через два с половиной месяца меня назначили мастером бригады по подземному и капитальному ремонту скважин. Работали вахтовым методом, грязь по колено, болот­ные сапоги, которые почти никогда не снимали. Я работал мастером 4 года, у меня была бригада из восьми человек. Трудились в две смены, в каждой из которых - бурильщик, по­мощник бурильщика, оператор. Из всех я был самый молодой, а рядом со мной работали опытные нефтяники, которые начинали в Краснодарском крае и по зову сердца приехали в Западную Сибирь, - такие как Савченко, Целовальников. Особенно благодарен стар­шему мастеру Центра подземного и капитального ремонта Сапето - за его наставниче­ство в моих первых шагах руководителя бригады.

Это было самое интересное время. Когда после ремонта, после работы нашей «лечащей» бригады скважина начинает заново жить - это непередаваемые ощущения... Это здорово!

Огромные деньги - 330 рублей!

Очень запомнилось, как я получил первую зарплату. Она у оператора 4-го разряда была небольшой - 97 рублей. Однако много набегало дополнительно: премия, северный коэффициент 0,7, вахтовые и так далее.

И когда я первый раз принес зарплату 330 рублей и положил ее на пианино... Была просто немая сцена, а счастье было великое. Потом с женой стали думать: что делать с огромными, по тем временам, деньгами? В Стрежевом и тратить-то особенно было не­куда. Только разве на питание. Тем более работа такая была: на 5 дней улетали на про­мысел, в пятницу вечером или в субботу утром прилетали, в понедельник с утра опять улетали. Конечно, стали откладывать на отпуск, который полагался один раз в год.

Экзотика, испытания и... большие возможности

Крепкие морозы в Западной Сибири - это полтора месяца, когда ограничивались прак­тически все работы, но добыча нефти не прекращалась. Вместе с тем это было удобное время в том плане, что открывались зимники, и мы ездили по буровым уже на машинах, а не на вертолетах. Автобусов не хватало, поэтому чаще ездили на «Уралах», под тентом в мороз...

Экзотика, испытания, неудобства - всего хватало, но никогда не возникало желания все в один миг бросить и уехать. Хотя мысль была такая: «Ну, ладно, отработаю три года (по положению молодой специалист должен был после окончания вуза отработать по специальности три года), и все - и уедем, заработав денег». Так я и жене гово­рил. А время показало, что преимуществ в нашей работе не так уж и мало. И прежде всего - возможность заработать очень приличные деньги, хорошо отдохнуть на юге, купить машину и так далее. И вот ты уже думаешь: «А что три года? Давай еще пару лет отработаю». И так далее. Невольно затягивает все это.

Квартира в первом кирпичном доме

Спустя 4 года после приезда в Стрежевой я получил первую квартиру. В городе был построен первый 4-этажный кирпичный дом во втором микрорайоне, и я в числе моло­дых специалистов одним из первых получил однокомнатную квартиру. Это было такое счастье! Новоселье справляли по-спартански, расстелив по полу газету «Комсомольская правда».

Но все это было уже потом, а первоначально условия жизни нефтяников были тя­желыми. Стрежевой, как и многие поселения на нефтяном Севере, тоже начинался с балков. Но ситуация в начале 1970-х годов - с увеличением добычи нефти, с приездом на промыслы большого числа молодежи - стала развиваться столь стремительно, что потребовались кардинальные меры, чтобы не допустить срыва дальнейшего роста объ­емов добычи. И в какой-то момент Томский обком партии принял решение о расселении балков. Был введен жесточайший контроль по их ликвидации, утверждена точная цифра, сколько должно быть выделено жилья для расселения. Стоящим в очереди на расши­рение жилья приходилось ждать. А жителям балков квартиры давали в первую очередь.

Строители счастливого будущего

У меня два сына: старший, Михаил, родился в 1971 году, а младший Павел-в 1976-м. Они появились на свет в городе Котельниково Волгоградской области, где жили родители жены. А через несколько месяцев жена с ними, естественно, возвращалась в Стрежевой. Мы жили нормальной, полнокровной, красивой жизнью. И никто не сетовал на проблемы с жильем, на недостаток продуктов или элементарных бытовых услуг. Все жили одинако­во скромно. Но при этом был энтузиазм. Мы считали, что так и надо, мы просто строили свое счастливое будущее, не задумываясь о сиюминутных трудностях.

Моя жена - героическая женщина, потому что, когда родились Михаил и Павел, меня по пять дней не было дома: уезжал на буровые. А она оставалась одна с двумя детьми. А их нужно, невзирая на мороз и заметенные дороги, отвести в детский сад, потом самой на работу, потом забрать детей, накормить, уложить спать - весь дом на ней. Правда, когда я возвращался с вахты, то помогал во всем: у нас в семье не было разделения на мужскую и женскую работу.

Их нужно в семь утра собрать и на санках отвезти в детский сад. А мороз! Все замело - дорог нет. Сдать в детсад, потом на работу, обратно забрать сыновей, везти домой, на­кормить, уложить спать и так далее. Это, кстати, был труд, который невозможно оценить, это только нужно было жене преодолеть себя и прожить, а силу давала только любовь.

В отпуск: к родителям на море!

Мы всей семьей каждый год ездили отдыхать. Отпуск у меня был почти полтора меся­ца. И получалось (мы с женой так договорились), что 15 дней мы гостим у моих родите­лей, 15 - у ее родителей, помогаем им всем по огороду, по дому, по ремонту, по хозяйству, а ещё 10 дней тратим на то, чтобы съездить куда-то на море.

Отдыхать на море мы ездили в основном в Сочи, любили бывать с друзьями в Лесе- лидзе, это в Абхазии. Правда, я не любитель лежать на солнышке. Но существует мне­ние: если ты приехал на юг... и не загорел?! Это же психология человека. Меня это прави­ло убивало. Хотелось куда-то ехать, идти, активно проводить время, что-то новое видеть и узнавать. И, в принципе, это удавалось сделать, а заодно и слегка загореть.

За рулем «копейки» через полстраны

У нас в семье машины долго не было. В 1972 году отцу, как руководителю крупной ор­ганизации, наконец выделили «Жигули», первую модель. И получалось так, что в отпуск сначала с семьей ехала сестра, а я с супругой и детьми - вторым рейсом: мы тоже мог­ли пользоваться этой машиной. На этой «копеечке» (как тогда называли первую модель «Жигулей») мы объездили всю Башкирию.

А свою машину я получил возможность приобрести в 1977 году. В Томске получил, а потом надо было перегнать на родину, в Бирск. В Стрежевом ездить негде было в то время. Мы с женой гнали машину в Башкирию через Новосибирск, Павлодар, Цели­ноград, Караганду, Челябинск, Уфу. Дело в том, что от Омска до Новосибирска дороги практически не было, ее, по-моему, еще только делали. Была лишь гравийная дорога, в основном по глинозему. И если прошли дожди, нужно ждать, пока все высохнет. И тогда мы поехали через Казахстан. Это была интересная поездка с приключениями.

Во время этого перегона с нами произошел курьезный случай. В одном месте дорога ремонтировалась. В общем, посмотрели: на «Жигулях» этот участок проехать не можем. Стали искать объезд. Дорога некоторое время шла вдоль поля, засеянного пшеницей. Ну я посмотрел и подумал, что по краю проеду. И по мере того как земля становилась все более заболоченной, я стал брать все левее и левее - в пшеничное поле. И в конце концов мы застряли. Сидим в пшенице - и тут вся жизнь пролетела у меня перед гла­зами. Ведь я заехал в пшеницу! В моем понимании, основанном на строгом советском воспитании, это было преступление. Я же столько народного добра примял! Я уже пред­ставлял, какое будет народное порицание. Пошел искать тракториста. Местные мужи­ки говорят: да ладно, успокойся. Подъехали на тракторе, подцепили и вытащили нас, а дальше опять дорога.

Спортивный Стрежевой

В Стрежевом мы достаточно активно занимались спортом, в основном - футболом и баскетболом, которые я очень любил. Выступал за сборные нашего нефтегазово­го управления и города. Играли со сборными командами строителей, транспортников, производственных предприятий. В школах были спортивные залы, там играли в баскет­бол. За нас приходили болеть семьи Мангазеева и Шафтельского - мы крепко дружили. А в футбол играли обычно в деревне, которая стояла на высоком берегу, рядом со Стре­жевым. Там была оборудована песчаная площадка с футбольными воротами.

С перспективой руководящей работы

В 1977 году я работал заместителем начальника НГДУ «Стрежевойнефть» по освое­нию новых месторождений. А Васюган - это новый нефтяной район, который требовал освоения. Кругом - чистое поле, болото, ни дорог, ничего... От Стрежевого 200 километров на юго-запад, в сторону Томска. Когда меня отправляли в новый район - возглавить созда­ние инфраструктуры по добыче нефти на Васюгане, то сказали: ты едешь туда осваивать район и после того, как введешь это месторождение в эксплуатацию, как организуется новый нефтедобывающий район со всей инфраструктурой, будешь начальником нового нефтегазодобывающего управления. И я поверил на слово. Мне было тридцать лет.

Сквозь болота на гусеничном тягаче

В январе 1978 года я с первой партией поехал на Васюган на гусеничном тягаче ГТТ. 200 километров через леса и болота, температура - минус тридцать... Нужно было про­биться к новому месту, привезти строителей, груз, сделать площадку для вертолетов.

Конечно, ехали не без приключений. Приходилось ночевать в лесу. Никаких палаток, спали по очереди у костра. Сидишь - и падаешь, потому что спать хочется невмоготу. В такой момент человек становится будто безумным: ложишься спать в гусеничный тягач, тепло от двигателя подается вовнутрь вентилятором, и, случись где-то утечка, - ты уже больше не проснешься. Время идет очень медленно, но ехать ночью нельзя: впереди всевозможные ручьи, болота, которые намертво не замерзают, можно застрять или вовсе провалиться. И нужно быть очень осторожным, не рисковать человеческими жизнями.

Напряженные дни и ночи на берегах Васюгана

К строительству поселка на Васюгане мы приступили в 1978 году, уже летом. Начали с деревянного двухэтажного общежития на 105 мест. Одновременно стали организовы­вать ввод разведочных скважин и вести обустройство нефтепромысела. Людей возили со Стрежевого. Сначала летали каждую неделю, а потом уже началась обычная сменная вахта. Собрали лесников со всей Томской области, они рубили просеки, укладывали леж­невки.

Я практически жил там постоянно, вернее, в деревушке Катыльга в 30 км от строяще­гося базового поселка, которая стояла на берегу реки Васюган. На работу ездил на гусе­ничном тягаче ГТТ, потому что в Пионерном жить было негде, а в Катыльге и комнату обу­строили, и связь наладили. Приходилось заниматься и вопросами организации завоза материалов для строительства нового поселка по реке Васюган, у которой была очень ограниченная пропускная способность: грузы можно было проводить только по большой воде и только на малотоннажных (с точки зрения грузоподъемности) баржах. Завозили кирпич, лес, оборудование, инструмент - в общем, все, что связано с развитием бурения и строительством вахтового поселка.

Одновременно строился нефтепровод: он должен в итоге был выйти на введенный в 1972 году магистральный нефтепровод Александровское - Томск - Анжеро-Судженск, по которому нефть попадала в Сибирскую ветку. Для этого нужно было построить нефте­провод длиной 170 километров от Пионерного. Эту задачу решали работники Министер­ства строительства объектов нефтяной и газовой промышленности СССР.

Инцидент с общежитием: памятник глупости

Во время строительства поселка Пионерный у меня произошел инцидент. На стадии сдачи было деревянное общежитие №1. И в один прекрасный момент, это было осенью 1978 года, прилетает первый секретарь Томского обкома партии Ю. К. Лигачев. Прилетел он со всей своей командой. От вертолетной площадки была выложена дорожка из досок, ведущая к общежитиям, по которой и повели делегацию. Со мной рядом шел главный ин­женер треста «Томскнефтестрой» А. И. Антоненков, который строил первые общежития. Лигачев говорит:

- Докладывайте.

Докладывать нужно было мне. А я слышал: Лигачев - очень жесткий, требовательный человек. Но на меня это особого впечатления не производило: мне тридцать лет, работу и обстановку знаю хорошо. Однако тогда, причем совершенно необоснованно, я под­вергся критике со стороны Юрия Кузьмича Лигачева - за медленную работу. И это при отсутствии дорог, материалов, людей и прочего. Естественно, я не согласился с такой оценкой, вступил в дискуссию. И, учитывая нрав Лигачева, я в тот момент потерял на­дежду стать начальником НГДУ, это его слова. К тому же, Лигачев назвал строящиеся общежития казармами.

- Юрий Кузьмич, это лучший проект института «Томскгражданпроект».

- Прекратить строительство!

А напоследок Лигачев сказал, что начальником я не буду.

Необходимо добавить, что обкомом партии была поставлена задача - построить показательный вахтово-экспедиционный поселок. Надо отдать должное Лигачеву, он не хотел строить маленькие города или поселки, потому что это рабочие, их семьи, дети, социальная сфера... И он жестко стоял на позиции: на месторождении никаких семей, только вахтово-экспедиционная система. Привезли людей - они отработали, уехали; никакой инфраструктуры, кроме системы питания, обслуживания. Я думаю, это абсолют­но правильно, потому что у этих городов нет будущего. Нефть закончится, и что дальше?

Но это дела будущие, а с общежитием надо что-то конкретно решать. А у Лигачева память хорошая. И все знали его характер. Если бы он впоследствии увидел, что такое общежитие, которое ему не понравилось, все-таки построили, он мог бы строго спросить. И в итоге принимается решение: сделать общежитие меньших размеров. Проектировщи­ки обрезают два конца здания, причем те, где расположены основные жилые помещения, делают более «изящный» проект. И вместо 105 в общежитии получается 45 мест. Оно было выстроено и долго еще стояло. И я всегда говорил, что этот объект - памятник пар­тийной глупости и волюнтаризма. Думаю, этот памятник еще жив.

Обещанная должность

Но вот наступил момент, когда первая нефть Пионерного попала в трубу. Это произо­шло в 1979 году. Для всех нас, создателей нового промысла, это был праздник. Конечно, предстояло еще очень много сделать, чтобы промысел заработал на полную мощность, чтобы люди жили в нормальных условиях. Но даже то, что удалось выполнить за столь короткий срок, - это уже была наша большая победа!

Предстояла работа по организации структуры нового НГДУ, в котором мне была обе­щана должность начальника. Но возникла проблема: Лигачев сказал, что начальником мне не быть. Что делать? Это создало головную боль для вышестоящего руководства. Руководителем объединения «Томскнефть» был Н. Ф. Мержа, которому мы подчинялись. Он пригласил меня к себе в кабинет и начал, чувствовалось, тяжелый для него разговор. Я понимаю, что он и так и этак крутится... Тогда я ему говорю:

- Николай Филиппович, давайте так. Меня устроит должность главного инженера нового НГДУ.

- Спасибо тебе!

И меня назначают главным инженером. Инцидент с Лигачевым в Пионерном еще долго аукался мне в Томской области: молодой специалист, вроде бы, надо двигать, а все боялись. А как на это Юрий Кузьмич посмотрит? Что он скажет?

Главный инженер НГДУ: в ответе за все

Помню, в Пионерном мы построили очень хорошую деревянную столовую, красиво ее отделали - почти все вручную, резной доской. Ну, любо-дорого посмотреть! И в один прекрасный момент, не прожив и месяца, она сгорает. А я главный инженер НГДУ. Кто от­вечает за пожарную безопасность? Главный инженер. Для всех нас это была трагедия. Я, наверное, тогда похудел килограммов на десять, потому что людей нужно было кор­мить, на ходу все сделать. Срочно завезли газовые плитки. Я, наверное, недели не по­тратил, чтобы все это запустить, но уже по капитальной схеме: сделал новое помещение, арочный склад и так далее. И эту неделю я не ел, потому что чисто психологически не мог: не мог сесть за стол, как говорится, кусок в горло не лез, пока столовая не заработала. Я понимаю, что это, может быть, ребячество, но это все я воспринял очень серьезно, пе­реживал. По служебной и партийной линии закончилось это дело тем, что мне объявили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Одно хорошо, что не сняли с работы. И так я проработал главным инженером до 1980 года.

Секретарь парткома

В 1980 году меня пригласил к себе первый секретарь горкома партии:

- Есть предложение рекомендовать тебя секретарем парткома нефтегазодобывающего управления «Стрежевойнефть».

Членом партии я стал еще в 1976 году. Тогда было так: ты молодой специалист, за твоими делами - успехами или неудачами - следят, с тобой работают. Сначала в Стре­жевом меня избрали секретарем комсомольской организации Центральной диспетчер­ской службы. При этом сказали: тебе надо вступать в партию, тебе же двигаться надо. И это было нормально. Вступление в партию считалось закономерным шагом. Тем более я понимал, что без этого двигаться по служебной лестнице нельзя.

Мы как сегодня оцениваем человека? Смотрим, как он себя проявляет: активный - не­активный, как он работает, как ведет себя в коллективе, как и что говорит, какая у него позиция и так далее. Точно так же было и в те годы. Руководители партийных органи­заций внимательно следили за каждым активным молодым специалистом: за его про­фессиональным ростом, развитием в коллективе. Это была традиционная схема работы партийных органов, одной из основных задач которых - готовить, подбирать кадры.

В 1980 году меня избрали освобожденным секретарем парткома НГДУ. Этой работе я посвятил 4 года.

Ответственный за весь коллектив

Когда мне предложили избраться секретарем парткома НГДУ «Стрежевойнефть», для меня это было неожиданностью: так вдруг поменять производственную практику на партийную. До этого момента я никогда не хотел связывать себя с партийной работой. Но, когда возникло такое предложение, я решил, что неплохо было бы попробовать себя в новом качестве. Ведь это была совершенно другая школа - школа, которая прибавляла к хозяйственной деятельности опыт работы с людьми, познание социальной сферы, ее значимости, чувство ответственности за эту социальную составляющую, учитывая, что во главе партийной идеологии человек всегда стоял на первом месте. Естественно, по­мимо социальной сферы необходимо было заниматься всеми вопросами, связанными с производственной деятельностью.

Было и просто, и сложно одновременно, потому что я стал одним из руководителей коллектива, в котором вырос, в котором меня все знали, и я всех знал. В это время я для себя сформировал главный принцип дальнейшей деятельности: человек, который вме­сте с тобой работает, становится для тебя главной фигурой в твоей жизни, и ты не должен это забывать, независимо оттого, на каком должностном уровне ты находишься.

Наша партийная организация была на очень хорошем счету. Все-таки НГДУ было веду­щим предприятием в городе, фактически градообразующим, поэтому и внимание к нему было достаточно пристальным, в том числе со стороны областной, городской, районной партийных организаций, Советов народных депутатов.

Конечно, сложностей было много, потому что управлять большим коллективом - это непростое дело. В то время в нефтегазодобывающем управлении работало порядка пять тысяч человек. Коммунистов было процентов десять от этого числа. Но отвечать прихо­дилось и за комсомол, и за организацию свободного времени работников, за все.

Безусловно, работа секретарем парткома дала мне очень много. В том числе я уча­ствовал в производственных совещаниях. Помогал руководству, если считал, что где- то не клеится, где-то нужно подключить возможности парткома, чтобы поднять испол­нительскую дисциплину, решить проблемы в коллективе. Вся текущая работа шла под руководством партийной организации. Вообще партийная работа сделала из меня стой­кого, дисциплинированного человека, отстаивающего свои позиции, относительно своего места в этой жизни.

Несостоявшееся назначение

В 1984 году мне предложили переехать в Томск и стать заместителем заведующего от­делом обкома партии по нефти и газу. В таких случаях обычно несерьезно отказываться, тем более нефтяное направление.

Это было в ноябре. Я съездил на прием к Лигачеву (на встрече он и не вспомнил ту нашу беседу на Васюгане), мы пообщались. Он поставил задачу, расспросил меня, как и что я думаю с учетом проблем, которые есть в нефтегазовом комплексе, о его росте, расширении. Спросил о семье, дал команду по решению всех социальных вопросов (надо было переезжать в Томск из Стрежевого). Это было в понедельник.

Я вернулся в Стрежевой, всем объявил о переезде, определился, кто придет мне на смену - на должность секретаря парткома НГДУ. Практически попрощались с сотруд­никами, мне вручили подарки в связи с отъездом. В среду я пошел попрощаться с первым секретарем горкома партии. Своеобразный человек, который пытался копировать стиль, поведение, если можно так сказать, Лигачева. А, как правило, копия всегда хуже оригина­ла. И во время беседы он сказал:

-Ты знаешь, я против того, чтобы ты ехал в обком партии. Я считаю, что ты не готов, надо тебе тут еще немного поработать, набраться опыта.

Я ему сказал:

- Это не мое решение, это решение Лигачева.

- Ну, хорошо. Будем за тобой следить, помогать тебе. Счастливо...

И, когда я уходил из кабинета, он мне задал такой вопрос:

- Ну, что собираешься сегодня делать?

- Да вы знаете, ребята проводить собираются, грамм по 50 выпьем.

- Ну, хорошо, давай.

Видимо, это была роковая фраза, как показали последующие события. Я ушел. В четверг вечером улетаю в Томск. Утром в половине десятого утра прихожу на бюро обкома. А заседание должно начаться в 10 часов. Выходит инструктор обкома партии и говорит:

- Виктор Иванович, что-то непонятное происходит, ваш вопрос снят с повестки дня бюро обкома.

- А что случилось?

- Ничего не говорят. Сказали: пусть возвращается в Стрежевой.

Лигачев был из разряда таких людей, которые свои решения - правильные, непра­вильные - не отменяли никогда. Принял решение - все, точка. А я на свой вопрос не по­лучил ответа до настоящего времени.

 

Возвращение в Стрежевой

После возвращения в Стрежевой первый секретарь горкома партии В. И. Зоркальцев спрашивает меня:

- Ну, что собираешься делать? А у тебя там есть время отдохнуть?

- Конечно, есть.

- Ну, отдыхай, а после ноябрьских праздников решим.

Трудно описать состояние человека, когда возникает такая неопределенность. Ничего непонятно: что будет дальше?

Проходят праздники. 10 ноября мне звонит второй секретарь горкома партии Мангазе- ев. Я его знал с первого дня своего приезда в Стрежевой, когда он работал еще геологом.

- Что делаешь? Выходи на работу.

- Куда?

- В партком НГДУ.

- С ума сошли?! Там сидит уже новый секретарь парткома. Как я пойду?

- Я ничего не знаю. Первый секретарь так сказал.

- Нет. Я не выйду на работу.

Проходит дня три, он опять звонит:

- Ты что на работу не выходишь?

- Владимир Павлович, я уже ответил.

А с первым секретарем горкома не общаемся. Дурацкое положение. Ты не знаешь, что делать. Дома сидеть? Тебе же ничего не предлагают.

Вместо меня в парткоме НГДУ остался парень, которого я хорошо знал еще с Бирска, младше меня. Это Юра Целищев, я же его и рекомендовал.

Все закончилось тем, что я все-таки вышел на работу на прежнее место. Конечно, в горком не хожу, ни с кем не разговариваю, сижу - делаю вид, что работаю. Так проходит ноябрь, а в декабре отчетно-выборная конференция горкома партии, и меня выбирают вторым секретарем горкома КПСС, так как Мангазеева перевели в обком.

Второй секретарь горкома партии

С декабря 1984 года по 1986 год я работал вторым секретарем горкома партии в Стрежевом. Направление то же самое: основное - промышленность, нефтяной сектор. Но здесь, конечно, совершенно другой уровень работы - ответственность за весь регион. Географический охват был такой: город Стрежевой, Васюганский район - новый нефтя­ной район в Томской области, который мне довелось начать развивать, со всеми посел­ками и деревнями. В общем, от Стрежевого 200 километров на юго-запад. На севере мы граничили с Нижневартовским районом Тюменской области.

Проблема была в том, что первый секретарь горкома партии достаточно часто болел (у него диагностировали серьезное заболевание), и мне приходилось исполнять его обязанности, вести бюро горкома партии, конференции. Работа интересная, вроде все получается. Боль от того странного кадрового решения уже ушла: ну, не стал замом заведующего отделом в обкоме, работаю вторым секретарем горкома партии, что меня захватывало. Была перспектива стать и первым.

Еще при Лигачеве в Томскую область приезжало много известных людей, обще­ственных деятелей, артистов. Когда в область прибыл председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков, я встречал его в Стрежевом, докладывал, мы разговаривали о проблемах и перспективах нефтяной отрасли.

Планы по добыче нефти были очень высокие. К маю 1986 года возникла ситуация, когда план оказался под угрозой срыва. И 1 мая все руководство обкома партии прилетело в Стрежевой, для того чтобы разобраться с ситуацией по добыче «Томскнефтью». Прове­ли совещание, все как положено, были приняты конкретные решения. Это обычное дело. Тогда всем досталось. Горкому партии - в том числе. За выполнение плана спрашивали очень строго. Но это событие стало роковым.

Проверка на прочность: и не друг, и не враг, а так...

Однажды, это было 29 мая 1986 года, ко мне в кабинет приходит начальник районной милиции и говорит:

- Виктор Иванович, тут такое дело неприятное...

- Что случилось?

- Я сегодня на комиссии лишил водительских прав одного руководителя крупного транс­портного предприятия. Он 1 мая в 3 часа ночи перегонял машину на стоянку, его остано­вили сотрудники ГАИ, и он признался, что выпил стакан вина.

Я удивился:

- 1 мая? А ты приходишь 29-го и сообщаешь мне об этом?! А почему не сразу? Ты пред­ставляешь, какие будут последствия? Знаешь, как хочешь, исправляй. Это твой промах. Надо было об этом сообщать 2 мая, а не спустя месяц.

Как раз в этот период активно велась борьба с пьянством. Заводили партийные дела, и за подобные проступки исключали из партии, наказывали, снимали с работы.

Примерно через три месяца после этого разговора, в августе, звонит мне из Стреже­вого главный редактор газеты «Северная звезда» Л.М. Осипов:

- Виктор Иванович, тут такая ситуация. Мы делали обзор всевозможных нарушений по линии милиции, и пришел материал о том, что одного руководителя транспортного предприятия лишили прав.

- Это было в мае, - отвечаю, - мы уже разобрались. В августе поднимать этот вопрос - несерьезно. Я считаю, нецелесообразно публиковать этот материал, будоражить обще­ственное мнение задним числом. Подобные вещи имеет смысл обсуждать по горячим следам.

- Я понял.

Материал в газете не вышел. В начале декабря того же года проходила городская отчетно-выборная партийная конференция. Меня опять избирают вторым секретарем горкома КПСС. Конференция закрылась, секретарь обкома партии выступил с заключи­тельным словом. И тут поднимает руку один местный рабочий корреспондент и спраши­вает:

- Правда ли, что был такой случай, когда в газету поступил материал на одного хозяй­ственного руководителя за вождение в пьяном виде, а эта публикация была снята по ука­занию горкома партии? (Хотя я не имел права на снятие, это прерогатива бюро ГК КПСС.)

Главный редактор газеты мужественно промолчал. Секретарь обкома партии сказал:

- Ну, хорошо, спасибо, мы разберемся.

В общем, приехала комиссия обкома партии, проверяли факты. И в феврале меня с должности второго секретаря убирают, потому что факт подтвердился.

Оказывается, главный редактор мне не сказал, что тогда была уже отпечатана одна сторона газеты. И он ее снял. Как исполняющий обязанности первого секретаря, я мог высказать свое мнение: что я и сделал, но управление газетой осуществляло бюро горко­ма партии. Главный редактор даже не сказал партийной комиссии, что не поставил меня в известность о снятии газетной полосы. Он «мужественно» промолчал, а меня сняли, приписав, что я дал команду не печатать материал.

Решение о снятии с должности для начала принимает горком партии - меня осуждают. Первым секретарем в это время стал мой друг, а другой мой хороший товарищ, с которым весь институтский период мы прожили в одной комнате и которого я, можно сказать, вел с первого дня нашего приезда сюда и помог ему стать во главе нефтегазового управ­ления, был тогда членом бюро горкома партии. И вот они начинают меня песочить. Я не выдержал, сказал, что я здесь ни при чем, меня хотят сделать крайним.

Была команда. Надо наказать, - так мне ответили. Короче, наказали и, естественно, сняли с работы. Это, конечно, был удар - и прежде всего психологический, - когда тебя не поддержали близкие по жизни люди. И, конечно, в этой ситуации нельзя не вспомнить еще об одном человеке, с которым также долгое время прожили в одной комнате в сту­денческом общежитии, а затем вытащили работать его в Стрежевой.

Это Валентин Демидов - хороший друг, надежный по жизни, потому что рядом всегда со своей семьей. Он прошел хороший трудовой путь от бурильщика, руководителя служ­бы объединения «Томскнефть» до администрации области и закончил свой жизненный путь на Томской земле.

На авральный объект, но без должности

После того как меня сняли с должности, первый секретарь горкома партии предложил:

- Для тебя есть важное поручение. Нужно ко дню рождения В. И. Ленина ввести в раз­работку новое Чкаловское месторождение в 200 километрах от Стрежевого - в лесу, в тайге.

Оставалось-то всего полтора месяца, чтобы решить задачу. Нужно было ввести сква­жину, построить нефтепровод длиной 23 км, обустроить все. Короче, я на полтора месяца уехал в тайгу, в Раскино.

А когда отправлялся, в горкоме сказали: «Должности пока у тебя никакой не будет, сделаешь - потом решим».

В Стрежевом у меня с людьми были хорошие отношения, тем более все знали, что я не виноват, а спасал от наказания одного из известных руководителей предприятия. Когда я подбирал команду для работы в Чкаловском, рабочие говорили: раз Виктор Ива­нович за дело взялся - мы все поедем с ним.

Эти полтора месяца были крайне сложными с точки зрения организации работы, по­тому что нужно было за 200 км перебросить на машинах нефтепроводные трубы. Моро­зы, дорога увалами, по которым водители трубовозов боялись ехать, потому что с увала машину могло стащить, она становилась неуправляемой. Но я специально отбирал таких водителей, которые ничего не боялись.

Когда машины шли на подъем, зачастую приходилось на тросах их вытаскивать. Вот тогда я поработал стропальщиком — по необходимости. Я понимал: люди настолько устали, больше даже не от нагрузок, а из-за постоянной опасности в работе, что, если ты сядешь в вагончик и будешь только командовать, они просто не будут работать. И я был рядом с ними все время. И рабочие видели, раз я не ухожу - они тоже не могут, не имеют морального права оставить наше дело.

В таком суровом ритме работали бригады строителей, трубопроводчиков, монтажни­ков, подземного капитального ремонта скважин. Все это время рядом со мной был глав­ный инженер «Томскгазстроя» А. К. Степанов.

Мы все сделали в срок. И 22 апреля 1986 года месторождение запустили. На четы­рех вертолетах из Стрежевого прилетели человек, наверное, шестьдесят - из горкома, горисполкома, пресса и тому подобное - на митинг по случаю открытия месторождения. И получилось так, что пока они выступали с трибуны, мы со Степановым сидели тихонеч­ко в столовой и пили чай. Мы даже не вышли на митинг, хотя нас и приглашали, потому что я-то был в опале - без должности, без ясной перспективы...

 

В «Нижневартовскнефть» - по своей воле

Когда я вернулся в Стрежевой, мне предложили стать заместителем начальника по экономическим вопросам в НГДУ «Стрежевойнефть». А я уже для себя определился, поэтому попросил:

- Отпустите меня в Нижневартовск.

Дело в том, что к тому времени начальника объединения «Томскнефть» Л. И. Филимо­нова перевели в «Нижневартовскнефть» генеральным директором. И он предложил мне перейти к нему. Однако отпускать меня из Томской области не хотели. А без согласия партийных органов уехать я не мог. Мне назначили встречу с первым секретарем обкома, на которой он сказал:

- Ты пойдешь работать начальником промысла на месторождении, а после этого я тебе обещаю, что все будет хорошо.

Но Зоркальцеву я ответил, что в Нижневартовск я поеду начальником промысла, а вот в Стрежевой - никогда.

- Я хочу уехать в Нижневартовск, - ответил я и попытался доказать свою логику: все-таки на должность секретаря горкома партии я приходил с поста главного инженера НГДУ.

- Не мучайся. Я тебе гарантирую, что мы найдем хороший вариант твоего трудоустрой­ства.

Все это было смешно слышать, так как ему это нужно было согласовать с Москвой.

Мои настоятельные просьбы о переводе в Нижневартовск так и не были услышаны. И меня назначили заместителем по экономике в НГДУ «Стрежевойнефть». Это было, честно говоря, впустую потраченное время. Начальником НГДУ был тогда Владимир Шафтельский, тот самый «друг», который поднимал руку за снятие меня с должности. И, естественно, он чувствовал какую-то свою вину. Работая в управлении, я фактически с ним не разговаривал, даже на совещания не ходил. И закончилось все тем, что он сам попросил первого секретаря обкома партии, чтобы меня отпустили и сняли с партийного учета в Томской области.

Я поехал в Нижневартовск к Филимонову, договорился с ним. В пятницу меня утверж­дают главным инженером НГДУ «Приобьнефть» в Нижневартовске. Я возвращаюсь в Стрежевой, чтобы подготовиться к переезду и в понедельник уже выйти на работу в Нижневартовске. А накануне, в субботу, мне звонит зав. отделом обкома партии В. П. Мангазеев и с ходу говорит:

- Что ты делаешь? На неприятности нарываешься?

- Все в порядке, - отвечаю. - Меня утвердили в Нижневартовске.

- Команда шефа, первого секретаря обкома партии, чтобы ты выходил на работу в «Стрежевойнефть».

- Передай привет шефу и скажи, что по его указке жить не намерен. А я уезжаю.

И я уехал...

Так закончилась моя жизнь в Стрежевом, началась новая дорога - на Самотлор, Вьет­нам, Томск, далее Москва. И конечная точка - это министр, зам. министра иностранных дел, посол России. Вот весь путь, начавшийся в Стрежевом.

Но Томская земля стала для меня той точкой отсчета,которая нужна для человека, чтобы быть полезным в этой жизни. А Томской земле - спасибо!